Этот город когда-нибудь станет моим, а пока
Волны смело целуют упавшие к ним облака,
Обнимают колючие скалы под птиц бойких крик.
По тропе между елей идёт одинокий старик.
В предзакатных лучах он кивает мне встречное «hi!»,
Там скамейка под елью зовёт: подходи, отдыхай.
Возвратившись с охоты в гнездо, замолкают орлы,
Яхты знают глубинную суть океанской воды.
Этот лес помнит войны и время внезапных чудес.
У куста барбариса здесь кто-то когда-то воскрес.
Тихо осень идёт, шелестит шлейфом смятой травы,
Омывает малиновым соком разломы судьбы.
На скамейку присел у воды одинокий старик,
К размышлениям здесь он давно незаметно привык.
Припылённую шляпу поправил иссохшей рукой,
Вспомнил ту, что под елями раньше нашла здесь покой.
Вспомнил путы войны, как у смерти был вырван не раз,
Как стоял, как стрелял, помнил нежность единственных глаз,
Как любил, уходя с головой в омут жаркой любви,
Что кричала сквозь кровь и песок: возвращайся, живи! —
Что богам всем молилась, выдерживала и ждала,
Продолжала, рожала детей, завершала дела,
Наполняла, искала, струилась, божественный свет
Источала сквозь сотни миров и растрёпанных лет.
Город тих, здесь никто и не помнит былую войну.
Пепел — к пеплу, дразнить тут теперь небеса ни к чему.
Осень тыквенным маслом льёт медленно новый рассвет,
Отмечая, что кончилось лето, и нас уже нет —
Нас нет в прошлом, мой день и покой, очевидно, не там.
Сэндвич с крабом, ирландские песни, горячий том ям.
Спит под елью старик, навсегда молодой пилигрим.
Этот город становится нежно и прочно моим.
Об использовании материалов сайта.
©amaliaehnsh Copyright: Амалия Энш, 2023